Иллюстрации к "Егоркиным сказкам"

Иллюстрации к "мультикам"

Иллюстрации к "махаонским" сказкам

\

Аваторы к проекту http://www.101mkl.com

Иллюстрации к стихам (еще не решено к каким)

правдивые стихи папы и сына о маме

Наша Мама-Мастерица

Испекла пирог с корицей,

Быстро скушал я пирог -

Побороть я папу смог!

 ***

Наша Мама-кудесница

Подымается по лестнице,

В ее авоськах -

Ура!

Собачки

Моська!

***

Наша Мама-волшебница

Никогда не ленится -

Ей творить волшебства

Просто

Как дважды два.

 ***

Наша Мама-умница

Никогда не сутулится -

Ровная спинка,

Машечка-картинка

***

Наша Мама-солнышко

Под  душем моется -

Чистая  - пречистая,

Машенька лучистая

***

Наша Мама-звездочка

Светит. Беспокоится.

Чтобы нас согреть теплом,

Чтобы светлым был наш дом.

***

Наша Мама-ветерок

Подарю я ей цветок -

Подарю я ей цветочки

Мама, поцелуй сыночка!

***

Наша Мама-красавица

Никогда не состарится-

Я ее оберегаю,

Одеялком укрываю -

Мама спи!

Бай…

Баю…

Баю…

***

Наша Мама-королева

Смотришь справа-смотришь слева,

Из любой сторонки

Радует нас голос звонкий.

***

Наша Мама-чаровница,

Черноброва, белолица,

Выросту, женюсь на маме!

Скоро я, как папа стану!

***

Наша Мама- ее Величество

Прекрасное личико,

На голове ее корона,

Сам ее делал …

Устал…

Что-то я

Сонный…

***

Наша Мама-кошечка

Мягенька не колится,

Это папа колится -

Вечером лишь  броется!

***

Наша Мама-водопадик

В волосах ее купаюсь -

А бывает и фонтанчиком

Прыгаю под ним я

Зайчиком.

***

Наша Мама-лисичка -

Длинные реснички,

Ресничка щечку щекочет

Мамочка поцеловать меня хочет

***

Наша Мама-бабочка

Кружится улыбается,

Земли не касается,

Вот такая наша мамочка…

 +

Еще раз о Водопаде и Фонтанчике

В центре города Салехард есть 
Водопады и Фонтанчики...
А над городом летают воздушные шарики ...
И светит улыбчивое Солнце ...

Кака любовь?

Кака любовь? Сакраментальный вопрос... Очень хочу ответить на него. И быть понятым. Так что приношу извинения авторам даных фоторабот за юзание даных фотошедевров и большую благодарность.  :)

S

Это вот наша. Приматная. Scretch my back and I'll scretch yours :-)

Салехард - город Фонтачика...Еще одна правдивая история о Фонтанчике и Водопаде

...Водопады у нас то же есть. У нас. На Ямале. Я их видел. Они. Очень красивые.Но я не сфотографировал. И дело не в том что не было фотоаппарата. Это наверное что-то из ощущений папуасов Новой Гвинеи не разрешающих себя фотографировать. Я никогда не забуду Водопад который я обнаружил в поисках золотого корня.  Rhodióla rosea — многолетнее травянистое растение семейства толстянковых (Crassulaceae)  включено в Красную книгу Российской Федерации было обнаружено под водопадом.
Я шел по горной Реке. По камням. Долго. Больше часа. Перепрыгивал с камня на камень. Перелетал. Я не разу не оступился. Я вошел в такое состояния единства с Рекой, что я не мог оступиться. Это очень важное свойство. Очень важное для жизни. Это квалификационное требование. Допуск. На право доступа к Реке. А иначе. Acess Denied... Потом. Я шел к реке без подготовки. Я не тащил подготовку на себе и в себе. Помнится в город приехала какая-то протестанская миссия. И я собирался пообщаться с ними по вопросам бытия. Не то что меня интересовали вопросы бытия. Меня интересовало попрактиковаться в английском. Для этого нужно было идти на какое-то сборище по вопросам бытия. И я уже собирался. Но зашел приятель.
- Поехали за золотым корнем? Горы. Река.
И я поехал. И шел сначала по горам. Потом по Реке.
Возможно я шел прямо по Воде. Я точно не скажу. Но ноги были сухими. Я был в легких кроссовках. И сам я был Легким. Мой товарищи который основательно подготовился к походу. На ногах имел тяжелые сапоги. И задача ему казалась тяжелой. Идти по Реке. И это в самом деле тяжелая. Даже невыполнимая задача. Идти по Реке. Особенно для тщательно. Ответсвенно. "По-хардовски" отнесшимся к задаче. Его ноги были мокрыми. Он оступился. Холодная вода речки на Полярном Урали. Ее приятно пить. Это Свежесть. Чистота. Но в нее нельзя вступать. Вступив в Воду. Вы ее испачкаете. И нет Свежести. Чистоты....
Но я о другом. Я о том что Река меня вывела к Водопаду их которого и начиналась Река. Я буквально воткнулся в горную стену по которой тихо и спокойно бежала Вода. И было неясно. То ли она падает вниз. И это Водопад. То ли она подымается вверх. и это Фонтан. И все это.Величественно. Тихо. Светло. Легко.
Не было никаких брызг. Шума. Это был очень величественный. Тихий. Светлый. Легкий Водопад. Или Фонтан. Мы посмотрели друг на друга. Я понял что это мой Брат. Если это Водопад. Да это был Водопад. И мы очень долго смеялись. Смотрели друг на друга и смеялись. Такое часто происходит у меня с моим родным братом. Мы можем смеяться. Валятся по полу. Задыхатся от смеха... И. Я коснулся рукой Воды. И было  ощущение что мы поздоровались. Ощущение крепкого мужского рукопожатия.  Мы в самом деле поздоровались. На моей руке была приятная прохлада его ладони. Потом  он убрал ладонь. И показал мне секрет который скрывался за его телом. Rhodióla rosea  смотрела на меня Фонтанчиком.  Да это были Водопад и Фонтанчик. Тогда я впервые узнал великую тайну. Водопад и Фонтанчик всегда вместе. Фонтанчик может быть не из Воды. Он может быть сутью других Сущностей. Земли. Огня. Воздуха...И еще я почуствовал. Понял. Осознал. Водопад существует для того чтобы охранять Фонтанчик...Фонтану нужен Водопад. А Водопаду нужен Фонтан. Фонтанчик. Чтобы охранять. Тогда появляется. Смысл. Взаимного. Служения... И Водопаду важно знать что есть Фонтанчик. И что у него все хорошо. Водопад он в ответе за Фонтанчика. Это тот цветок. Который ты приручил...И все десять заповедей Библии. Можно свести к одному-единственном положению Антуана де Сент Экзюпери. Ты в ответе за цветок который ты приручил. И эти слова не банальность. Это руководство к действию. Но это секрет. И еще. Мы в тот день с другом прошли порядка 60 километров по пересеченной местности. Добрались до остановки. Сели в поезд...У меня перед глазами был Водопад и Фонтанчик в теле Радиолы Розовой...В теле. Цветка... И я совершенно не удивился когда  я услышал английскую речь. Да. Это были миссионеры. И мы ехали в "бомжевозе". Вели беседы о Сущностях. Они в тот день отменили собрание на тему бытия в Городе... О Сущностях в тот день нужно было говорить в поезде. И перед этим. Их встретить... Я  совершенно не удивился миссионерам. Хотя ощущения сюра было. Было же ясно что на этом собрании должен был быть только один человек. И этим человеком должен быть я. Это было в Воздухе. Фонтанчики они вообще-то сущность Воздуха.  И цветок. Который ты приручил. Ты приручил его взглядом. Ты его не срывал. Ты на него посмотрел. И ты его приручил...Это твой цветок. И это ты остался там. В горах. Водопадом. Защищать его... Это был такой День. Воздушный. Искренний. Чистый. Легкий. День. Фонтанчика и Водопада. День Цветка. День Радиолы Розовой. Это отважный цветок. Живущий за Полярным Кругом. Он бесстрашен. Чего ему боятся? У него есть на кого положится. У него есть. Его. Личный. Водопад. День имел совершенно естественное продолжение...

...А Фонтанчик в Городе. В Салехарде выглядит так. И где начинается Фонтанчик и заканчивается Водопад совершенно без разницы. Главное что это красиво:

Контрольная по ангеловедению (урывок из романа)

К контрольной по ангеловедению я начал готовиться с момента первых похорон которые я увидел. Мне было годика четыре. Может пять. Выли собаки. На мотоцикле разбился парень которого я только что видел. Он попросил у дяди "порулить" . Ехали они вместе. Дядя был покалечен. Но живой. Его я то же помню. Покалеченым. Но живым. Парню было лет 15. Он был любимцем. Жизнь переполняла его. Он светился солнцем. Он сиял звездами. Его появления на улице ждали все... Он был ангелом. Поэтому. Я так думаю. Он выполнил свою миссию на земле. И. Бог его именно поэтому. Так быстро и забрал к себе. Иных причин я не выжу. Еже я помню двоюродного брата. Его любили все. Курчавы голубоглазый красавец. Он ехал с Киева на мотоцикле Ява (это был очень крутой мотоцикл - мечта - для того времени - наверное это из раздела белого коня на котором увозят принцесс) и врезался в темноте в кузов машины. Очевидцы трагедии утверждают что в момент катастрофы. А это была именно катастрофа. Небо стало темным. И в нем был виден Ангел. Светлый. Это душа моего двоюродного брата...Это была именно катастрофа. Для его родителей. Мир раскололся на две половины. До. И после. И жили они после этого только в До. Это были вечные поминки. И ожидания встречи.

Ангелы. Что я о них еще знаю? Во-первых, они есть. Во-вторых, я лично с некоторыми знаком. Был. И есть. Еще я знаю, что у меня есть свой ангел, и он с правой стороны. Какой он я не знаю: он как черная дыра - сам не виден, а видны только его действия. Он к себе притягивает. И заставляет Миры вокруг жить на полную катушку.

В Библии об Ангелах сказано то, что они посредники между богом и человеком. Рисуют их ,в основном, в виде юношей. Да. Первых ангелов я увидел в виде юношей. Но потом. Ангелов в своей жизни, я, в основном, встречал в виде девушек. Первого ангела звали Витой. Я ее встретил в детском садике. То что она ангел я понял сразу. Она меня понимала. А я ее понимал. И мне почему-то хотелось ее защищать. Быть ее ангелом-хранителем. В этом нет никакого противоречия. Если у тебя есть ангел то его нужно беречь. Ангелы очень нуждаются в том чтобы их берегли. Ажурность их крыльев и чувств  предполагает деликатное отношение к себе. Это была такая странная любовь ребенка. Даже не подростка. Она заставляла меня соответствовать. Я остро чувствовал свое несовершенство по сравнению с этим живым произведением искусства. И я был занят самосовершенствованием. Совершенствовал я себя долго и упорно. Я был пигмалионом себя. Я упорно день изо дня отсекал в себе лишнее. Потом была армия. В армии никто не верил что у меня нет высшего образования. Что я даже не удосужился поступить в какой-нибудь вуз. Мне нужен был вуз в котором дают такое образование чтобы прикрыть крыльями своего ангела. Во всех смыслах. Вузы которые отрывают крылья меня не интересовали. Вернувшись с армии я сразу же стал наводить справки о Вите. Она была замужем. Человек который с ней мне представлялся чем-то совершенным. Ведь за него вышла замуж Вита. Тайные мальчишьи влюбленности очень странная вещь. Они заставляют писать дневники. Планы на ближайшие пятьдесят лет жизни. Я в самом деле написал такой план. Я же собирался быть рядом с ангелом. А ангелы они вечны. Что такое пятьдесят лет по сравнению с вечтостью!  


Второго ангела звали Аллой. В нее был влюблен весь класс, и, самое ужасное – старшеклассники. Она улыбалась заигрывала со старшеклассниками и, наверное, я себе сказал  "буду старшеклассником". В смысле таким чтобы на меня Ангел обращал внимание. Я подтягивался на турнике больше всех, попадал в 10ки в мишень, несмотря на близорукость, мог держать на мостике сразу трех человек, дрался так, что в скорости я стал тренировать старшеклассников. И тогда я решил, что я имею право пригласить Ангела на танец. Я никогда не стоял по углам как это делают мальчики, я всегда ангажировал на танец барышень, вне зависимости были у них крылья за плечами по моему разумению, или только рюкзачки.

Я сделал ЭТО. Пальцы моей левой руки встретились с пальцами правой руки, что еще раз подтверждало ангельскую сущность Аллы. К этому времени я уже был осведомлен о телесной части любви. Тела не было. Да самый первый танец с девочкой. Это такой важный момент в жизни человека решившего жизнь прожить незря. То есть в служению ангелу. Это была девочка с параллельного класса. И конечно же ее звали Вита. Я очень хорошо помню что она не доставала мне до плеча. А я уже знал что во время танца нужно разговаривать. И разговаривать с ней было очень неудобно. В моем сознании складывались ощущения что ангелы и комфортно – вещи несовместимые.

И к тому возрасту я уже был знаком с положением оноре де Бальзак о том что все что человек делает он делает ради комфорта. Эта мысль мне показалась откровением. Таинством для избранных. И после ознакомления с данной концепцией я старался жить в комфорте.

В итоге я женился далеко на на ангеле. На ангелах вообще не женятся. Ты можешь женится на ангеле. То есть думать что твоя избранница – ангел. Но он потом куда-то исчезнет. Ангел. Она сама оборвет себе крылья. Как в старом добром советском мультике «тринадцатый». Попытки объяснить что рожденный летать не должен касаться ступнями бренной земли не помогут. И вот здесь возникает ощущения обмана. А я не люблю быть обманутым. Не люблю обманывать. Я конечно же обманывал и не раз. И обманывал и не раз. Но не из любви к обману. Мной руководила любовь к искусству. Обман – он создает что-то искусственное. Новое. Правда жизни – она всегда серемяжная. А я такую правду не приемлю. И если вспомнить детские игры с Витой – это были игры двух выдумщиков и фантазеров. Мы говорили на каком-то своем языке образов. И то о чем мы говорили со стороны могло восприниматься как обман. Ложь. Удивительная девочка Вита не переросовывала. На ее листах бумаги строились миры. Так же как и на моих. Наши рисунки были шифрограммами в будущее. И в  глубине души мы наверное оба боялись что эти послания в будущее не будут поняты нашими «будущими». Мы еще не были знакомы с жестокой правдой гендерной психологии и этологии. Но очень хотелось прожить так чтобы не перерисовывать и  не обводить. Знаете. Есть такой способ рисования. «Обводки». Мы этого не умели. Мы сами способны были разработать лекала своей жизни. Но мы родились не в эпоху ренессанса. Мой ренесанс придет ко мне позже. Моя Мис Коко с которой я начну создавать лекала будет сестрой Виты. Она не просто ангел. Она жестокий ангел. Она так же как и я высекала себя из камня сама. А для этого нужно обладать умением наносить точные удары. Мы не могли не узнать друга при встречи. Лекала были одни. Человеку может казаться что он прожил бессмысленную жизнь. Наделал много бед. В своей жизни. Жизни других. А смысл может быть в детских рисунках. В лекалах. Если Вы когда нибудь разрабатывали лекала. По ним будут сшиты жизни. Ощущения сшитости моей жизни с Марией. Моей женой. Появится так же естественно как и уничтожение комфортной бессмысленности моего существования до нее.

До нее ничего и никого не было. До нее были только знаки…Жестокий ангел – он просто отсекает все лишнее. Лишним оказалось все что было у меня до нее. Я искал ее длительно и упорно. Я очень хорошо помню как я шел по улице и всматривался в лица девушек. Я целенаправленно искал ее. Не Виту. Не ангела. Ее. Это странное ощущение. Ты женат. Успешен. Но ты идешь по улице и всматриваешься в лица.

Тебе не нужны нимбы. Крылья. Тебе нужна конкретная женщина. Но ты еще не знаешь ее имени. Ты только знаешь какая у нее будет фамилия. Потом… А пока-что все отлично. Так отлично что от этого отлично тошно.

И еще в тебе то же видят ангела. Отличника. Ты отличаешься от остальных. В таких влюбляются. Не в них. А в ангелов. Отличников. И первые поцелуи девочек именно с такими мальчиками. Именно такого во мне видела  девочка Лена которая меня поцеловала при всех в первом классе. Я ее очень стеснялся, она была что называется "кровь с молоком". Ее дразнили соответственно. То есть это был не ангел. Потом эта девушка вытянулась. Превратилась в гитарообразную барышню, за которой умирало много парней, но которая даже сейчас заливается румянцем когда меня видит. Да. Наверное тогда она увидела во мне  ангела. Она смогла. А я нет. В себе я видел одни недостатки.  Ангеловедение еще было нетронутой наукой. Девочка Лена приносила мне разные арифметические задачки, я с ними расправлялся быстро и четко и на нее это производило впечатление мистического действия. Первый мой брак будет с очень похожей девушкой. Только у у нее глаза будут не зеленые кошачие, а цвета неба, то есть серые (кто сказал, что небо гулубое? Подымите голову! Оно серое!) что давало мне возможность предположить ангельское, светлое происхождение девушки. Была ли наша встреча ошибка. Не знаю. Но она была. Вариант как минимум восьмилетнего ожидания взросления моей будущей жены в монастыре в полном посте конечно интересен. И наверное так и было. В каком-то измирении. Да все было именно так. Я был в монастыре. Это были Гималаи. А потом я сел на коня. На мне были рыцарские доспехи из под которых выглядывала монашеская ряса. Я поднялся на высокую гору. По сравнению с которой Джомалунгма. Гора построенная детишками из песка у моря. Да я поднялся на эту гору. Мой путь был сложен. Я победил монстров. Драконов. Копыта моего коня затоптали не одного таракана. Я перебрался через пропасть. Внизу я видел расплавленную магму. Я прикрыл коню глаза руками. И мы в один прижок добрались к Замку в котором была Она… Да все было именно так. Так записано в нашей истории. Истории нашего мира. Значит это правда.

А она мне нашу историю рассказала немного не так. Что такое история? Что такое правда? Это то что мы помним и как мы помним. Итак ей было 12. Но выглядела она на 16. Или даже на 16 с половиной. При романическом освещении луны она выглядела на 16 с половиной. Она увидела меня. Я был нескладным длинным юношей с длинным носом и уже тогда хронической полуулыбкой левой стороны моего лица. У меня за спиной были крылья. Над головою нимб. Я восседал на коне в рыцарских доспехах. Конь был белым. Это был именно конь. Не лошадь. Она мне только-что утром рассказала об этом. Он был взмылен. Но хорошо причесан. Даже хвост. Я мог бы приехать на мотоцикле. Взять у брата мотоцикл. Но когда едешь к принцессе. Это должен быть быть белый конь в понимании принцессы. А не белый конь в понимании принца. Уже тогда я был дамским угодником. В смысле. Своей Дамы. Дамы сердца. Поэтому я приехал на белом коне. А не на синем мотоцикле брата. И я был прав... Ах как я был прав...Да и еще. Белый конь. Это такой символ либидо. Людей типа либидо. А мотоцикл. Транспортное средство повышеной опасности. Это явно мортидо. Мне не был интересен мотоцикл.И еще она очень хорошо помнит...И часто рассказывает мне об этом. Что. Сквозь доспехи не было видно крыльев и нимба. Для всех. И улыбки. Не было видно.Но она видела. Да. В таком виде я приехал к ее  замку. У меня в руке был такой большой букет роз. Что с моего коня катился пот. И он немного наклонился в сторону руки в которой я держал розы.
Ворота открылись И...Итак... Я въехал в ее замок по улице Есенина. Она в это время сидела на елке и яла яблоки.
- Вы по какому делу - молодой человек? - поинтересовалась ее мама Анна Мария де ля  ля Флёр.
- Я прошу руки вашей дочери?
- Какой именно? У меня их три!
Но две уже замужем? Ах да Мария Анна!.
- Мария Лючия - не будете ли вы столь любезны спуститься с елки?
Она спустился с елки - и мы оба испытал такой эстетический шок друг от друга - который впоследствии мы назовем катарсисом или саторы - что сразу же впали на колени перед маменькой и произнесли шепотом - оба залившись краской - благословите маменька!
Мария Анна де ля Флор смотрела на нас прекрасными глазами благородной испанки.
- Благословляю Вас - дети мои!
Как Вас зовут о благородный рыцарь?
- Сеньор дель Мундо дель Агуа де Каскадо - произнес я - и немного смутился...
... А маменька. Впоследствии. Нам расскажет. Что  у нас за спиной она увидела крылья в этот момент. И над головами засияли нимбы.
- Итак молодой человек. Свадьба в силу юного возраста невесты невозможна. Нам нужно подождать как минимум 6 лет. Чем вы будете заниматься все это время?
- Я буду побеждать драконов во славу моей Королевы...Мой конь будет беспощадно топтать копытами тараканов. Мой меч снесет голову не одному монстру. Какие бы виды не принимали монстры. Формы. Они не могли скрыться от моего меча...
- Да...И я победил всех драконов. И была наша и только наша свадьба. И было начато наше и только наше время...

"Холодно" набросок сценарной заявки .1996 год

... Станислав Васильевич Зосименко уже день как  брел по тундре. Его цель была 

довольно проста, как и сам Славка: слиться с замерзшей местностью где-нибудь, 

сидя на пенечке, ведя разговор с «доброй». 

Был он, судя уже по фамилии, представителем  национального  большинства, 

заселяющего  полуостров Ямал, – украинцем и имел в шифоньере в общаге бумаги,  

характеризовавшие  его в высшей степени положительно.

Был он и секретарем комсомольской  организации, пока был еще Комсомол, отличником 

боевой и политической в Советской Армии, пока  была еще Советская Армия и он в 

ней... Только не женат  был... Слава... уже два раза. Холодно.

...Взрослые красивые дяди радуются мне, четырехлетнему мальчугану с серыми 

стариковскими глазами. Мне радуются. Они привезли мне вертолет, который мы будем 

запускать на улице. Это не детский вертолет. Это вертолет детства. Все очень 

довольны. Я знаю, что все они хорошие люди. Они – довольны. Они радуются...  Они 

мной довольны. Они мне радуются... 

– Да, вишни в этом году на славу, – это брат аккуратно складывает вишни в 

баночку, висящую на шее. Он все делает аккуратно.

– Осторожно ветка, – это мама координирует полеты по кронам еще очень молодых 

вишен сухощавого юркого человека: моего отца.

– Я – легкий. Мне нечего бояться! – это отец, по-мальчишечьи забирается туда, где 

больше всего вишен, и, кажется, даже птицы боятся к ним приближаться. Отец в 

самом деле ничего не боится. Мы слишком бедны, чтобы чего-то боятся. Ему скоро 

сорок, но он на турнике, не напрягаясь, делает «склепку».

– Ты куда стал на мой забор?! Ваши вишни падают и портят мою землю! – это 

теткашурка. Именно так вместе, как что-то неделимое и с маленькой буквы, я 

воспринимал это существо с мужским и, кроме того, уменьшительным именем. Правда, 

не уменьшительно-ласкательным. Интересно, кто-нибудь называл ее Шурочка?

– Шура! Шу-ро-ч-ка!!! (Впрочем, это из ее детства. Интересно был ли у нее 

вертолет?) – это мой двоюродный брат кричит непонятными словами на свою тезку. 

Слова оказались очень даже для нее понятными, и теткашурка исчезает.

...Не радуется моя обруганная соседка. Вредная, глупая (что в принципе одно и то 

же) старуха – всю жизнь она для меня была старухой. Тогда ей не было и сорока. 

Она не умеет любить и радоваться. Она не любит даже меня: Живого Человека… У нее 

нет детей.

 Напротив нас – тоже глуповатые соседи, которые вечно сидят на лавочке и щелкают 

семечки, поругивая расшалившуюся детвору. Их дразнят «кацапами». Фамилия 

Шевченко. Они тоже не радуются моему вертолету. Глупые...

 Господи, вертолет все-таки залетел за их забор!..

…Нет, Станислав не был алкоголиком, или того хуже, занудой – просто есть такое 

слово: «судьба». Судьба привела его в город на Оби еще в те времена, когда это и 

не город был, а поселок, когда мясо подвешивали на окнах лишь затем, чтобы собаки 

не стащили, и каждый шофер останавливался без всяких просьб, тем более денег, 

чтобы подвезти  очутившегося по каким-либо причинам на морозной улице. Он помнил 

еще то время, когда можно было на  самолете слетать пообедать на Большую землю, 

когда меню состояло из кильки  в томате, фрикаделек и приходилось запивать все 

это «семьдесят вторым», или «чернилом», коего в магазинах было в большом 

количестве...

...Лампа с рыбками. От тепла лампы они плавают. Я помню теплый запах нагревшейся 

пластмассы от излучения лампочки. Не просто тепла, а именно излучения... Всей 

семьей мы радуемся этому чуду.

– Гав-ав-ав, – даже наш пес с романтичным мор­ским именем Пират кажется, что  

радуется вместе с нами. Пираты для меня были морскими робингудами.

Кстати о море. Привез эту диковинку мой дядя, который живет у моря. Дядя Коля 

приглашает нас к себе в гости.  Он очень горд собой и своим подарком и  тоже 

радуется ...чему? – я еще не понимаю. Дядя представляется (не только мне, но и 

самому себе) хозяином Черного моря. Сейчас он показал, что он может купить Уют, 

но этого ему не достаточно – нужно показать все, что он может купить. Как он 

говорит, «Я могу купить паровоз, но он мне не нужен». Так же, как и у моих 

соседей напротив, у него нет сыновей. Четыре неудачных попытки. Мы едем к нему в 

гости отдыхать на море, и я вскорости познакомлюсь с его избалованными «доцями».

– Скорее-скорее! – мое сердце сжимается. Отец прыгает на ходу в поезд на какой-то 

солнечной остановке. Отец успевает, и коль скоро он часть моего Я, то я понимаю, 

что я тоже успею догнать свой поезд, даже если это поезд, который уже ушел. 

Хорошо, что этого не видит мама! Сам я  никогда не испытывал судьбу: не лазил по 

крышам и внимательно переходил дорогу, что не помешало мне упасть со второго 

этажа на спину и выбить в машине лобовое стекло головой... на пешеходном 

переходе.

Временами, мне кажется, что я всю жизнь был «старушее» своего отца. Мы все 

довольны. Он купил черешен.  Желтые черешни...

…Сейчас он не думал обо всем этом, – это все думало его, это все висело на нем и 

пригибало его к земле, из-за чего он имел вид  в  высшей  степени жалкий, – такой 

же вид, как в тот день,  когда  его  отложения  на сберегательной книжке были 

экс­проприированы государством на благо  народа: на его, то бишь, благо (он жил в 

общаге, так как собирался  купить  домик где-нибудь на «юге» и махом решить все 

свои  личные  проблемы – экономил каждую копеечку, чем вызывал непонимание 

мужской части населения и сочувствие жен­ской). Холодно.

...Соляные берега вокруг поезда. Мед с молоком. Самогон в стаканах. Пыльные 

комнаты. Когда я их увидел, я решил, что мой дядя очень беден. 

– Вы, безрукие, (и еще много слов, которые я не понимаю) пока я здесь, посуда 

должна быть вымыта! –  это мой «кузен  Саша», который прославился тем, что 

испугал даже  теткушурку, устраивает разгон своим племянницам. Его дядя, тоже 

Саша, мой папа, только улыбается. За это его многие недолюбливали. Меня за эту 

наследственную улыбку через 15 лет отправят на гауптвахту. Отец видел партию на 

несколько ходов вперед, в отличие от своего крестника-племянника. 

У моих двоюродных сестер дорогая детская посудка... вся в грязи, не говоря уже о 

посуде. Впрочем, скоро пойдет дождь, кажется, это был потоп, специально для того, 

чтобы смыть всю грязь. Но люди и раньше из потопов не делали выводов...

В самом деле,  дядя  купить смог многое. Только не уют. Уют не продается ни в 

одном из магазинов. До конца своих дней буду уверен, что моя «хата» – самая 

чистая, красивая и уютная.

– Мама… Мыла... Шампунь – это я в своем доме читаю по букварю.

Моя хата самая лучшая, как и все, кто в ней живет, как и все, что с ней связано. 

Дома я мог сидеть под столом без боязни, что мне на голову упадет паук. Стол – 

это тоже дом. Особенно, если скатерть достаточной длинны, чтобы спрятаться под 

столом с детским креслом-качалкой и зеленым медведем. Мишка – добрый, он никого 

не обидит. Зеленые мишки все такие.

Я ударил местного мальчишку мячом по голове. Я не мог его победить другим 

способом, но победить был обязан, так как решался вопрос: буду ли бить я, или 

будут меня, а значит – вопрос: буду ли я, и будут ли меня любить. Он хоть и 

мельче меня, но в нем сила деревенского ребенка. Слезы... 

Феодосия. Я играю с мальчиком, у которого нет ноги. Он кажется таким взрослым, 

без ноги... С отцом ползем на какую-то гору... Нужно. Мы – мужчины. 

Солнце пляжа. 

– Залезай на спину! – брат работает дельфином. Мы заплываем за буйки. Но я не 

боюсь. Во-первых, я не знаю, зачем они, эти буйки, а во вторых, я уверен в своем 

дельфине.

– Снимите с мальчика трусики! Все дети – как дети: загорают без трусиков, – 

какая-то рыхлая тетка пытается уговорить моего отца снять с меня трусы, чтобы я 

загорал, как ее рябая дочка, чтобы я был как все. Мы с отцом победили: Я не буду 

как все!

Меня накрыло волной. Дельфина рядом в тот момент не оказалось. Меня могло не 

быть! Это еще хуже, чем быть без ноги. Я это понял.

…Большой-маленький человек с длинным русским именем Станислав не поежился, а 

передернулся, вернее его передернуло. Зос или SOS, как его называли на  трассе, 

очень боялся холода. В идеал его жизни входил просмотр «17-ти  мгновений весны» с 

засунутыми в духовку печки ногами. Свой дом он не  представлял без печного 

отопления, поэтому общага, с ее  «центральным»,  подавляла  в нем все красивое и 

романтическое – то бишь саму его сущность. Да, он был красив и романтичен... Да, 

он был тем жалким ничтожеством, кого называют романтиками. В детстве он запоем 

читал Джека Лондона. 

Мартин Иден, в свое время, привел его в состояние оцепенения и страха. Что-то 

шевельнулось тогда, то ли возле сердца, то ли возле желудка.

Какое-то чувствованице жалости-грусти. Что-то непонятное, что вскоре было забыто 

той частью Славкиного сознания, которая отвечала  за осознанное поведение. Слезы 

давили его изнутри, но заплакать он тогда так и не смог. Он в ту ночь решил 

заняться самовоспитанием и пошел спать на веранду, где так и не смог уснуть до 

утра из-за весенне-слезливого воздуха. Он тогда подхватил ангину. Холодно.

...– Тебе везет – ты рисовать умеешь. – Эту фразу я буду слышать еще много раз. 

Только глаголы в конце фразы будут разные. Пусть думают, что мне везет. Я их 

почти не обманываю, тем более что я знаю: мне везет. 

Рисую лица людей. Это результат впечатления от картин Айвазовского. Огромадные 

картины, огромадные кисточки. Если бы мне такие кисточки, я бы тоже так смог. Я 

решил стать таким же великим художником.

Мама принесла с работы много бумаги. Я обрисовал цветочками всю фанеру отца. 

Фанера всеже больше листа бумаги, а значит – ближе к тем картинам, которые я 

видел в Феодосии. Уличные взрослые смеются, но не столько над моими рисунками, 

сколько над фанерой. 

На нашей улице жили люди, которые работали на деревообрабатывающем комбинате. 

Поэтому на нашей улице все – от дома до забора – было сделано из «доковских» 

материалов. Хотя отец никогда для меня не был вором. У него у самого украли 

прошлое – детство. У него не было настоящего. Он жил для будущего... своих 

сыновей.

– Папа, а ты можешь нарисовать Ленина? – отец мог, ему значит тоже везло.

Мне разбил нос парень, который станет моим лучшим другом на многие годы. Я сам к 

нему задирался. Потом я нос окончательно расплескаю, слетев с турника, чтобы 

никогда не быть похожим на своего брата, которого считал символом  мужской 

красоты... И сколько бы мне не повторяли, что в человеке главное – душа, я сам 

комфортно себя чувствую лишь с красивыми людьми... как море...

– Коля пошли в «ярок», халабуду сделаем, будем картошку печь!

Ярок – это по-украински яр. Туда сбрасывают всякий мусор. Взрослые так думают, но 

не мы. У  взрослых  всегда странные ценностные ориентации....

Если бы нас не звали периодически домой кушать и спать, дома мы бы наверно не 

появлялись.

Мое «Я» остановилось где-то в этом возрасте, в этом ярке, который был для нас 

горами. Несмотря на приличную длину своего тела, я всю жизнь буду дошкольником. 

Суетное время подросткового возраста меня закаляло, но не формировало. У меня 

никогда не будет целей и идеалов взрослого человека.

– Дядя Миша, а Вы ездили на край света (то есть на край улицы). – Я пытаюсь 

разговорить дядю Мишу. Дядя Миша за свою жизнь прочитал одну книгу и две газетные 

статьи. Этого ему хватало, чтобы поддерживать разговор с собутыльниками, но не с 

детьми. Мы смотрим на мир через стеклышки разного цвета. Наши стеклышки не 

зеленые, а розовые. Мне нравились  машины в детстве лишь потому, что в них была 

красота загадки: «Р-Р-Р-Р-Р...» – и ты едешь. Такое же впечатления на меня 

производил магнит. Он был красивым и сильным, мой магнит. Он был мужчиной. 

Магнитка это уже вещь другого рода. В моем ценностном ряду  магнит был где-то 

рядом с собакой. Они оба, сильные, добрые, красивые, и дол­жны меня слушаться, то 

есть повиноваться. Маленький человек еще не отличает себя от Бога. Он 

создатель. Он создает свое Небо, Солнце, Землю. Заселяет ее разними тварями. 

Изгоняет людей из Рая. Объявляет самого верного и близкого Ангела Дияволом. Для 

Равновесия. Я любил эту игру: левая рука – это русский, правая – это немец. 

Фашист. Фашист всегда проигрывает. Он изгнан. Некрасив фашист – поэтому я рисую 

его редко и очень мелким, я не стараюсь всматриваться в его лицо.

– Шм-щм-щпам, – это звук разрывающейся бумаги, на которой был нарисован твой 

враг.

…Слава очень  любил поплакаться. Ему казалось, что слезы смывают с него всю 

грязь, и он вновь очищен. Это была его исповедь перед Богом. На исповедь он 

никогда не ходил. Однажды пытался. Но перед самой исповедью вспомнил рассказы о 

священнике, который должен был принимать у него исповедь, и гордыня в нем 

возбуяла: почувствовал себя выше и чище этого маленького седого человека. Так он 

и ушел, не покаявшись, из церкви в свой мир, в себя.

Бог к нему приходил со слезами. Или уходил диявол со слезами. Ему казалось, что 

происходит с ним что-то типа рекарнации. Рекарнация. Откуда  это слово в его 

голове. Ах да, в начальных классах он бредил древними греками. О греках и Греции 

было прочитано все, что  можно было найти во всех четырех библиотеках городка. 

Рекарнация –  значит очищения через сочувствие чужому горю. Cо-чувствовать легче 

себя и себе...

Еще он очень любил  цветы, вернее не столько сами цветы, как дарить их. Цветами 

был заставлен весь дом. Дом его детства – это чисто вымытый пол, на котором не 

было ковров, но тем интереснее он был: можно было рассматривать узоры застывшей 

краски. Cо временем в доме появятся ковры, но исчезнут цветы...

Любил он сделать что-нибудь этакое симпатичное, чтобы им восхищались и 

благодарили... без слов, просто глазами, улыбкой. Благодарность – это как радость 

твоему существованию. Когда его  благодарили, он чувствовал себя в высшей степени 

смущенно, как врач, который  обманывает больного. Принес цветы девушке – и сразу 

в тебе видят рыцаря средневековья, а ведь знаешь, что ты очень даже 

«нашевековый». Впрочем, обмануть можно было не всех, обманываться нужно учиться, 

не все обладают этим даром, – тех, кому хотелось бы дарить  цветы, было не так-то 

и много, если соотносить живых людей с его книжными идеалами.

Он любил дарить цветы, но не любил, когда на него смотрят, идущего с цветами. 

Поэтому цветы он нес, как партизан Никарагуа автомат. Цветы не любят холода и 

холодных взглядов. Цветы нужно беречь. Это он знал точно. Холодно.

– Добровольский Роман.

– Я!!!

...Школа. Главное на первом уроке громко и красиво сказать «Я!». У меня это 

получается звонко и красиво. Мое «Я» всегда было с восклицательным знаком. Все 

понимают – это лидер. 

Мне нравится девочка, из-за которой я постоянно дерусь с моим антиподом: 

двоечником и разгильдяем. В 4-м классе я буду горько плакать от одной мысли, что 

она никогда не станет моей женой. Я дрожал от вида случайно расстегнувшейся 

пуговицы на ее сарафане, как никогда не буду дрожать при виде обнаженной женщины. 

Я строю плоты, закаляюсь, занимаюсь спортом с одной целью: чтобы она обратила на 

меня внимание.

Когда я вернусь из армии, мы будем ехать в одном купе, но она так и не узнает 

меня. На встрече выпускников, когда я ее буду провожать домой, ее  воспоминания 

будут о тех парнях, которые провожали ее домой дорогой, по которой мы шли. Я 

понимал, насколько мы далеки всегда, поэтому в 14 пытаюсь влюбиться в другую 

девочку. 

У меня получается. Шокирует одна мысль, что любовь пишется с маленькой буквы и 

без восклицательного знака – это тоже чувство, а чувством можно управлять. Я 

учусь управлять собой. Страшно быть кукловодом и куклой.

 Я начал писать стихи. Радостное чувство тайны и принадлежности тебя к избранным. 

 Меня переполняет крик. Мой голос становится все менее звучным. В душе все больше 

слез и крика; учительница была права: «я» можно разделить на два звука, от моего 

“Я” осталась вторая кричащая половина: А-а-а-а!

…Плакать он был способен  из-за всякой сентиментальщины. Например, из-за концовки 

фильма «Спрут»... И не мог заплакать на похоронах собственного отца. Отец под 

конец жизни тоже стал плаксивым и сразу же был признан душевнобольным. Он так 

плохо вписывался в этот рациональный мир со своей верой, что он самый счастливый 

человек. Это раздражало. Люди не прощают чужого счастья. Как и положено 

сентиментальному человеку, его отец был довольно жесток. Взаимоотношения с 

матерью строились на смеси любви и ненависти. Деревенское отношение к женщине, 

или может быть попытка изменить в себе это деревенское. Перемены в себе 

болезненны именно для окружающих. Они редко  тепло встречаются, даже если они к 

лучшему. Холодно.

…– Эй, горбоносый, ты чего улыбаешься? – учительница пытается указать мне мое 

место. Она – только начало в этом аттракционе кривых зеркал, указывающих мне мое 

место.

Нигде не было столько обид, оскорблений, унижений, как в школе. Потом я стану 

достаточно толстокожим, стану считать, что унижения – это норма. Как мокрый ветер 

в апреле. А пока что я живу в постоянном ощущении ненормальности. 13 лет. Не могу 

нормально спать из-за угревой сыпи, покрывшей мое длинное тело. Не могу нормально 

разговаривать из-за постоянного ощущения, что на тебя смотрят, как на урода. 

Первые ощущения моей самости связаны с  любовью. В школе дама по имени Любовь не 

проживала.

Вы были когда-нибудь в комнате смеха? Чего смешного в том, что твоя голова 

раздваивается:

– А-а-а-а!?

…Его морозило, когда он попадал в круг незнакомых людей. Ему нужен был свитер не 

только здесь на Крайнем Севере. Свитер ему нужен был и на родной теплой Украине, 

так как создавал чувство защищенности от внешнего холода.

Свитер на людях ему был нужен больше, чем скафандр космонавту в открытом Космосе. 

Космос. Звезды. Почему звезды холодные? Наверное потому, что у них нет свитера. 

Свитеров у Славки было много, но носил он, в основном, один – самый лохматый и 

самый теплый. Холодно.

...Два бала... Не студент... Не человек. Одни амбиции. Поступление в институт – 

вопрос твоих амбиций, но еще и амбиций твоих родителей. Что скажут соседи? Что 

скажут друзья? Что написать родственникам? Это не просто вопросы, это – петля, 

которая держит за ноги и руки. Знак вопроса рядом с твоим “Я” – это сомневающийся 

знак восклицания. Не зря знак вопроса похож на петлю. Впрочем, до петли еще 

далеко.

– А можно, я вот эту... стопочку книг... возьму? – жизнь казалась такой 

маленькой, как шрифт в англо-русском словаре, который постоянно со мной.

Мои друзья учат о Руссо в институтах – я читаю Руссо, сидя в кресле, грея ноги в 

духовке. Мне стыдно, когда меня видят учителя в грязной робе. Государственная и 

общественная мысль требует, чтобы я учил о Руссо.

На встречи выпускников не хожу, но часто мечтаю о том, как через какое-то время 

мои учителя скажут: «Вот он – гордость нашей школы. Слово предоставляется...»

Через каких-то пять лет я буду с иронией смотреть на эти свои мечтания, именно 

тогда, когда мне будет что сказать на встрече выпускников. А пока – я неудачник 

для всех и для себя тоже. Неуд он тоже похож на петлю. Именно «неуды» – первые 

границы “Я” маленького-никогданестанущегобольшим человека. Если бы не они, не 

было бы границ. Они – это и есть границы, определяющие твою землю. На чужую – 

нельзя.

Сколько неудачников встречу я через десяток лет, которые живут на чужой земле! Им 

тяжело. Они – рыцари плаща и кинжала. Плащ защищает от собственных слез. Кинжал 

нужен для очистки собственной крови, но по назначению никогда не применятся.

– Однажды встретились весной Адам и Ева под луной. – -О-о-о-, –Когда-то была 

такая модная дискотечная песенка. Или там было

– А-а-а-а!(?)

…Славка представил себя  звездой. Большой, никому не нужной звездой. Он 

почувствовал тепло, которое отдает Он-звезда, чтобы не стать таким же холодным, 

как окружающий Космос. Он почувствовал, как на него падают холодные метеориты-

снежинки. Как они больно ранят его не защищенное свитером тело. Ему стало жалко 

себя. А потом вдруг пришло Тепло... Костер, возле которого он пел песни под 

гитару... Духовка, в которой он грел ноги в родном доме... Солнце Феодосии над 

ним четырехлетним. Тепло живота матери – может быть самое главное тепло в его 

жизни.

...– Товарищ майор, ... вашу мать, куда Вы (а было ли это «Вы» с большой буквы?), 

– первые русские слова на нерусской знойной земле. Лейтенант материт майора. 

Бедра солдат обмотаны полотенцами, и мне кажется, что их должны сейчас же 

посадить на губу.

– Товарищи солдаты, воду можно пить только кипяченную, а то здесь 300 человек – 

целая барка (корабль) в Союз с гепатитом отбыла.  Гепатитом, слава богу, я не 

заболею и материться в армии я так и не научусь, мне это незачем: обидеть я могу 

посильнее и без ругани, тем более матерной. Человек, которого я обидел, лезет в 

петлю, и я никогда не узнаю, есть ли в его веревке моя ниточка, или просто его 

земля и без меня сузилась до размера шеи. С вечно отполированными туфлями он 

четко вписывается в стерильность морга. Я знаю, что нельзя заканчивать жизнь в 

петле. Это не красиво. Труп с высунутым посиневшим языком – это не образ старца, 

умершего во сне, с улыбкой на лице. Смерть – она всегда зверская, особенно, если 

это смерть человека.

– ...

…Звезды-снежинки падали на звезду-Славку – он этого не знал.  И только когда 

придет весна, собаки обнаружат то, что осталось от звезды. Подует  сырой весенний 

ветер. Холодно...